Сталин во Второй мировой войне

Сталин в начале Второй Мировой войны

1 сентября 1939 года, через неделю после заключения договора о ненападении, германские войска напали на Польшу с запада. 17 сентября, после окружения Варшавы и эвакуации польского правительства, Советский Союз ввёл войска в Западную Украину и Западную Белоруссию (аннексированные ранее Польшей по Рижскому договору 1921). По итогам проведённых на этих территориях референдумов они вскоре вошли в состав СССР. Вслед за тем были заключены договоры с другими странами, признанными Германией советской сферой влияния — Латвией, Литвой и Эстонией; в них был введён ограниченный контингент советских войск. 14—16 июня им были предъявлены ультиматумы, в результате которых существовавшие в них правительства были смещены и заменены просоветскими, в страны введены большие контингенты советских войск, и решением парламентов, избранных под советским контролем (на выборах был дозволен только один кандидат), эти страны вошли в состав СССР. Одновременно (26 августа) СССР предъявил ультиматум Румынии и занял Бессарабию, ранее входившую в состав Российской империи и оккупированную Румынией в 1918 году. На этой территории была провозглашена Молдавская ССР. Часть жителей этих регионов была депортирована, главным образом в Сибирь и Среднюю Азию.

30 ноября 1939 года после Майнильского инцидента СССР объявил войну Финляндии (см. Советско-финская война 1939—1940 гг.), создав и официально признав марионеточное «народное правительство» из финских коммунистов. Однако советское наступление встретило неожиданный для Сталина сильный отпор. После трёх с половиной месяцев тяжёлых боёв, сопровождавшихся значительными потерями, СССР сумел добиться осуществления программы-минимум — занять Выборг и отодвинуть границу от Ленинграда (проходившую ранее в 30 км от него). По мнению некоторых исследователей, союз Финляндии с Германией (с ноября 1940 г.) стал одним из результатов этой войны.

5 мая 1941 Сталин выступает с речью перед выпускниками военных академий, в которой даёт понять, что предстоит война с Германией, стране следует переходить от мирной политики «к военной политике наступательных действий», и пропаганда должна перестроиться в наступательном духе. Тогда же в Генеральном штабе был разработан план упреждающего удара по Германии (т. н. «Соображения по плану стратегического развёртывания). План предусматривал нанесение главного удара на юго-западном направлении. Эта идея и всё планирование исходили из того, что основные силы Германии будут сосредоточены для захвата Украины (а не Москвы) — роковая ошибка, сделанная лично Сталиным и поддержанная Жуковым и Тимошенко.

В мае 1941 года Сталин принял на себя обязанности Председателя Совнаркома СССР.

В июне 1941 года Сталин ведёт активные военные приготовления. Так, 18 июня войска приграничных округов выдвигаются к границам и приводятся в боевую готовность. Некоторые историки рассматривают это как подготовку к отражению возможного нападения Германии, другие — наоборот как подготовку нападения на Германию. При этом высказываются предположения, что принципиальное решение о наступательной войне в Европе было принято ещё в августе 1939 года.

При этом, Сталин вплоть до последней ночи игнорировал агентурные данные о скором немецком вторжении, которые могли быть и провокацией абвера. Одни историки видят в этом ошибку Сталина, указывая, что у Сталина были самые подробные и достоверные сведения о дислокации и численности германской армии и её планах, и их игнорирование по политическим соображениям является феноменом, небывалым в истории. Согласно многим свидетельствам, Сталин был уверен, что Гитлер не нападёт, пока не покончит с Англией, и что нападение следует ждать не раньше весны 1942 г; всё же противоречащее этой уверенности отметал как дезинформацию и провокацию. Следует учитывать, что Германия успешно проводила компанию по дезинформации противника. Сталину поступали противоречивые данные с большой разбежкой в датах. Предупреждения из Англии считались дезинформацией, так как вступление в войну СССР было на руку Англии и не выгодно в тот момент СССР.

Следует отметить, что между группой свидетельств о подготовке к войне и ясном сознании её близости, с одной стороны, и о неготовности к войне и демонстративном неверии Сталина в возможность нападения Гитлера, с другой, существуют противоречия, дающие основу для самых различных гипотез. В частности существует мнение, что Сталин, готовя превентивную войну, в то же время не верил, что Гитлер собирается напасть в ближайшее время, боялся раньше времени „вспугнуть“ немцев и спровоцировать на нападение немецких военных (которых он представлял гораздо более самостоятельными, чем было в реальности).

Согласно воспоминаниям от 19 мая 1956 г. маршала Г.К. Жукова (этих слов маршала нет в его переизданных более поздних воспоминаниях и размышлениях), „Вследствие игнорирования со стороны Сталина явной угрозы нападения фашистской Германии на Советский Союз, наши Вооруженные Силы не были своевременно приведены в боевую готовность…. чтобы, как говорил Сталин, «не спровоцировать немцев на войну». … Генеральный штаб систематически докладывал Правительству о сосредоточениях немецких войск вблизи наших границ, об их усиленной авиационной разведке на ряде участков нашей приграничной территории с проникновением ее вглубь нашей страны до 200 километров. За период январь-май 1941 г. было зафиксировано 157 разведывательных полетов немецкой авиации. … Кроме неподготовленности страны к обороне и неполной подготовленности Вооруженных Сил к организованному отражению нападения противника, — у нас не было полноценного Верховного командования. Был Сталин, без которого по существовавшим тогда порядкам никто не мог принять самостоятельного решения, и надо сказать правдиво — в начале войны Сталин очень плохо разбирался в оперативно-тактических вопросах. Ставка Верховного Главнокомандования была создана с опозданием и не была подготовлена к тому, чтобы практически взять в свои руки и осуществить квалифицированное управление Вооруженными Силами. Генеральный штаб, Наркомат обороны с самого начала были дезорганизованы Сталиным и лишены его доверия.“.

По мнению американского историка Константина Плешакова, „Теперь ясно, что Сталин несомненно готовился к нанесению упреждающего удара по Германии — сценарий, который давно обсуждали историки. Исчерпывающих доказательств пока что в архивах обнаружить не удалось (…) но новые данные тем не менее свидетельствуют, что вождь советского народа начал обдумывать план ещё летом 1940 года и собирался начать вторжение летом 1942-го“.

В то же время, многие авторы отмечают, что вплоть до начала советско-германской войны, Сталин прилагал все усилия, чтобы сделать Германию возможно более сильным сторонником, обеспечивая Гитлеру техническую, экономическую и идеологическую поддержку. Сравнение доктрины Сталина о войне („малой кровью, на чужой территории“) и событий Второй мировой войны укрепило сомнения в способностях Сталина как руководителя и даже в его доброй воле.

Великая Отечественная война

Ситуация в стране на момент нападения

К моменту начала вторжения силы Красной армии не имели достаточной концентрации у границ. Снабжающие склады находились близко к границе. Некоторые историки считают такое положение складов, а также слабую подготовку к оборонным действия следствием и вместе с тем свидетельством подготовки превентивной войны. Нельзя считать доказанным, что военная теория СССР вообще рассматривала контрнаступление как форму боевых действий. Характерно, что военно-теоретических работ с таким названием, равно как и выступлений на конференциях (например декабрьской 1940 г.) в предвоенный период не было, в то время как доклады и работы с названиями „наступательная операция“ численно доминировали. Эти обстоятельства, в сочетании с относительно невысоким уровнем обучения личного состава и относительно низким качеством управления обусловили неудачи СССР в первые месяцы войны.

Директива № 1

В ночь на 22 июня, Сталин, отверг предложенную начальником Генерального штаба Г. К. Жуковым директиву, сказав:

После чего он утвердил текст директивы „О приведении в боевую готовность войск в связи с возможным нападением фашистской Германии на СССР“, составленный по его указаниям Г. К. Жуковым и Н. Ф. Ватутиным; она была подписана затем Жуковым и наркомом обороны С. К. Тимошенко. В директиве говорилось о возможном внезапном нападении немецких войск 22—23 июня на войска советских западных округов, которое, согласно директиве, „может начаться с провокационных действий“. Командующим окpугов предписывалось „не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения“. „Одновременно войскам <…> быть в полной боевой готовности, встретить возможный внезапный удар немцев или их союзников“. Следовало скрыто занять войсками „огневые точки укреплённых районов на государственной границе“, рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию, тщательно её замаскировать. Привести в боевую готовность части, рассредоточить их и замаскировать. Привести в боевую готовность противовоздушную оборону „без дополнительного подъёма приписного состава“. Последний пункт директивы гласил: „Никаких других мероприятий без особых распоряжений не проводить“. А. М. Некрич, впервые введший документ в научный оборот, считает, что директива „носила странный и противоречивый характер. В ней, как в двух каплях воды, нашли отражение сомнения и колебания Сталина, его неоправданные расчёты, что вдруг удастся избежать войны“. По мнению К. Плешакова, „директива сулила катастрофические последствия“ и совершенно сбивала с толку войска на границе, ввиду невозможности отличить „провокацию“ от начала войны. Военный исследователь, полковник Генерального штаба. М. Ходоренок характеризует эту директиву как „на редкость безграмотную, непрофессиональную и практически невыполнимую“; он считает, что директива своим запретом отвечать на „провокации“ дезориентировала командование и сыграла отрицательную роль.

Начало войны

Первой реакцией Сталина и командования было стремление действовать по ранее разработанным планам. В 7 часов 15 минут была издана „Директива № 2“ (автор текста — Г. К. Жуков, вновь составивший её по предписаниям Сталина, которые, по его словам, вызвали у него недоумение). Директива предписывала всеми силами и средствами обрушиться на вражеские силы и уничтожить их в районах, где они нарушили границу, но самим границу не переходить. Директива № 3, изданная в 21:15 того же дня предписывала войскам вторгнуться на территорию противника. Юго-Западному фронту предписывалось „окружить и уничтожить группировку противника, наступающую в направлении Владимир-Волынский и Броды. К исходу 24 июня овладеть районом Люблин“. Западному и Северо-Западному фронтам аналогичным образом предписывалось овладеть Восточной Пруссией. В результате силы Западного фронта, не располагая точными данными о силах противника действовали неудачно. Силы Северо-Западного фронта в беспорядке бежали к Пскову, Юго-Западный фронт, где были сосредоточены основные силы Красной Армии смог относительно благополучно отступить на линию старых укреплений. Только после падения Минска 28 июня была осознана необходимость перехода к стратегической обороне.

„Прострация“ Сталина и создание ГКО

Утром 29 июня, получив известия о падении Минска, Сталин заявил „Ленин оставил нам великое государство, а мы его проср*ли“ — сказал он окружающим при выходе из Наркомата обороны, после чего уехал на Ближнюю дачу в Кунцево, где и находился на протяжении двух дней (29 и 30 июня), никого не не принимая и не отвечая на телефонные звонки. 30 июня около 4 часов в кабинете Молотова собрались Молотов, Маленков, Ворошилов, Берия, Микоян и Вознесенский. Обсудив сложившееся положение, решили (по предложению Берии) создать новый орган — Государственный Комитет Обороны, во главе которого должен встать Сталин, и ехать на Ближнюю Дачу — просить Сталина принять власть. Согласно воспоминаниям Микояна, Сталин встретил делегацию „странно“, Берия, чей рассказ дошёл в изложении Хрущёва, прямо утверждает, что Сталин испугался ареста. Однако, когда приехавшие стали упрашивать его сконцентрировать с своих руках власть, Сталин успокоился и вернулся к государственным делам; тут же был создан ГКО и распределены обязанности. 1 июля Сталин возобновил работу в Кремле, в частности, он начал готовить радиообращение к советскому народу, с которым он так и не выступил с момента начала войны.

3 июля Сталин выступил с обращением к народу. Одновременно с этим обращением было объявлено о создании Государственного Комитета Обороны во главе со Сталиным; 8 июля Сталин был назначен Верховным Главнокомандующим.

Поражения РККА летом-осенью 1941 г.

К концу июля фактор внезапности прекратил своё действие, и фронт был временно стабилизирован по линии Псков-Смоленск-Коростень. Германские войска предпринимают две операции, приведшие к окружению и разгрому советских войск на юго-западном (Киев, август-сентябрь) и центральном (Вязьма-Брянск, октябрь) направлениях и глубокому прорыву немцев. На северо-западе немцы прорвались к Ленинграду и блокировали его. После ликвидации вяземского „котла“ центральное направление было полностью оголено.16 октября 1941 г., когда немцы находились у Можайска, было объявлено об эвакуации Москвы, однако Сталин остался в городе и очень быстро своими умелыми организационными действиями сумел прикрыть московское направление. Упорное сопротивление подразделений Красной армии, а также начавшиеся дожди и распутица, замедлили темп немецкого наступления на Москву, что позволило советскому командованию собрать резервы и наладить оборону. Ударившие вслед за тем морозы в условиях неготовности немецкой армии вести действия зимой (по плану, вся кампания должна была закончиться до зимы) и её измотанности, сделали положение немцев крайне тяжёлым.

В своей речи от 6 ноября 1941 года Сталин объяснил неудачное для РККА начало войны «нехваткой танков и отчасти авиации». По мнению современных историков, аргументы о количественном или качественном превосходстве германской техники накануне войны недостаточно обоснованы. Так, на начало войны все имевшиеся на вооружении Германии танки были легче 23 тонн, в то время как у РККА имелись средние танки Т-34 и Т-28 весом свыше 25 тонн, а также тяжёлые танки КВ и Т-35 весом свыше 45 тонн.

Победа под Москвой

Уже в середине ноября советские войска перешли в контрнаступление под Тихвином и Ростовом, а в начале декабря 1941 перешли в наступление на подступах к Москве и отбросили немецкую армию на 100—200 км. В то же время была в основном завершена эвакуация промышленности на восток, эвакуированные заводы начали постепенно увеличивать выпуск военной продукции. Проявили себя военачальники новой волны, пришедшие на смену жертвам „чисток“ 1937 года — Жуков, Конев, Василевский и Рокоссовский. Рухнул немецкий план „блицкрига“ и война приняла затяжной характер. Германия рассчитывала на быструю победу по типу западных стран. Её экономика не была заранее переведена на военные рельсы (пик военного производства 1944 год), что на данном этапе дало преимущество СССР.

Дальнейшие события войны

Весной 1942 года Красная Армия по инициативе Сталина предприняла серию наступлений на нескольких фронтах (наступление на Харьков, десант в Керчи, попытка прорыва блокады Ленинграда), не достигнувшие своих целей и даже местами усугубивших положение. Летняя кампания немцев перенесла центр тяжести удара на юг. Её войска дошли до Сталинграда, где они были остановлены, окружены и разгромлены. А после курской битвы в 1943 году инициатива до конца войны переходит к Красной Армии.

С началом войны Сталин — Председатель Государственного Комитета обороны, нарком обороны и Верховный Главнокомандующий Вооружёнными Силами СССР. В приказе Ставки Верховного Главнокомандования № 270 от 16 августа 1941 года было сказано: „Командиров и политработников, во время боя срывающих с себя знаки различия и дезертирующих в тыл или сдающихся в плен врагу, считать злостными дезертирами, семьи которых подлежат аресту как семьи нарушивших присягу и предавших свою Родину дезертиров“. Советские солдаты, вышедшие из окружения или вернувшиеся из плена, попадали в фильтрационные лагеря, после которых подавляющее большинство возвращалось на фронт (до 95 % среди солдат, меньше — среди офицеров). Однако после войны многие бывшие пленные были подвергнуты притеснениям. По подсчётам кандидата исторических наук Игоря Кузнецова, всего через ГУЛАГ прошло до 80 % бывших пленных, то есть 2 млн человек. Во время войны СССР, в отличие от других стран, не оказывал своим военнопленным помощь по линии Красного Креста.

В начале войны была осуществлена депортация немцев Поволжья в Сибирь и Центральную Азию. Для сравнения нужно упомянуть концентрационные лагеря для японцев в США. В 1944 по обвинению в пособничестве врагу были депортированы крымские татары, чеченцы и некоторые другие народы Кавказа, которые широко поддержали оккупировавшие их войска Германии.

Несмотря на идеологическую неприязнь, руководству СССР, Великобритании и США удалось создать Антигитлеровскую коалицию и открыть второй фронт в 1944 году. На нескольких встречах на высшем уровне Сталин показал себя как умелый и жёсткий дипломат.

Во время войны Сталин был удостоен звания Героя Советского Союза, награждён двумя орденами „Победа“ и орденом Суворова 1-й степени. 6 марта 1943 года Сталину было присвоено звание Маршала Советского Союза, а 27 июня 1945 — специально введённое днём ранее высшее воинское звание Генералиссимуса Советского Союза. После окончания войны Сталин ещё некоторое время продолжал возглавлять военное ведомство (до февраля 1946 года — нарком обороны, а до марта 1947 года — министр вооружённых сил СССР).

Сталин как полководец

Согласно воспоминаниям Г. К. Жукова, незадолго до войны Сталин убеждал Жукова и Тимошенко, что большой угрозы нет, так как на границе у СССР больше дивизий, чем у Германии. Когда военачальники доложили, что по данным разведки каждая немецкая дивизия укомплектована и вооружена по штатам военного времени и почти вдвое превосходит советскую по численности, Сталин резко ответил: „Не во всем можно верить разведке“. Также Сталин не доводил сведения о разведывательных данных до командования армией, считая, что только он знает, что им необходимо знать.

Распространено мнение о выдающихся полководческих способностях Сталина. Так, по мнению маршалов Жукова и Василевского, Сталин успешно и с полным знанием дела осуществлял руководство фронтами. Как подчеркивает Жуков, в обеспечении операций, создании стратегических резервов, в организации производства боевой техники и всего необходимого для фронта Сталин проявил себя „выдающимся организатором“. Однако между организационными и полководческими способностями существует большой разрыв, а вышеприведенное место из Жукова противоречит другим местам из его мемуаров: „Основных законов оперативно-стратегического искусства И. В. Сталин не придерживался“ (о Сталине в разгар Курской битвы), и далее: „Он был подобен темпераментному кулачному бойцу, часто горячился и торопился вступить в сражение. Горячась и торопясь, И. В. Сталин не всегда правильно учитывал время, необходимое для всесторонней подготовки операции.“. Разрыв между различными оценками Сталина в жуковских мемуарах может быть объяснен влиянием пропагандистского аппарата Суслова на их подготовку и издание. В первоначальном варианте рукописи Жуков отзывается о Сталине так:

Адмирал Кузнецов, командующий ВМФ в годы Великой Отечественной войны, полагает: „Неправильно утверждать, что он был неуч и управлял войной по глобусу, но нельзя не сказать и о его ошибках в военном деле, нежелании прислушаться к военачальникам при своей недостаточной компетенции… Он мог наметить высадку десанта в Керчи, не обсудив предварительно о нужных средствах и сроках готовности… Чистой воды волюнтаризм“. Он отмечает, что все военачальники, кто встречался со Сталиным, насколько ему известно, согласны с жуковской оценкой Сталина как „достойного Верховного главнокомандующего“, хотя при этом „у всех возникал вопрос: почему им были допущены просчеты с началом возможного нападения на нас фашистской Германии и не были приняты все меры по повышению готовности?“. Кузнецов подчеркивает прежде всего „железную волю“ Сталина, сыгравшую, по его мнению, решающую роль. По утверждению адмирала, Сталин в дни битвы под Москвой „с удивительным упорством собирал резервы для контрнаступления и провел это в жизнь. Казалось, нереальная в тех условиях победа под Москвой стала возможной…“. Похожая ситуация, отмечает Кузнецов, сложилась и под Сталинградом, когда решением Ставки и Сталина в район боев упорно стягивались резервы, впоследствии определившие исход битвы. Кузнецов подчеркивает, что при огромной роли полководцев, „проводивших планы операции в жизнь, зарождение идеи в Ставке и воля Верховного Главнокомандующего определяли успех сражения“.

Замначальника Генштаба С. М. Штеменко в своих мемуарах также высоко оценивает заслуги Сталина в руководстве войной. Однако по мнению Р. Б. Лерт, конкретный анализ мемуаров Штеменко демонстрирует лишь несколько военных идей, отмеченных мемуаристом как принадлежащие лично Сталину. Это следующие идеи: 1)Создание летом 1941 г. командований по направлениям (сам Штеменко отмечает, что они оказались „лишними промежуточными звеньями между Ставкой и фронтами“ и вскоре были упразднены); 2)предложение создать конную армию 3)организация пластунской дивизии 4)»разделительная линия», лично проведенная Сталиным в 1945 г. между 1-м Украинским и 1-м Белорусским фронтами (Штеменко оценивает её крайне негативно: «эта проклятая линия не давала нам покоя»).

С другой стороны многие офицеры и генералы Отечественной войны, а также ряд историков оценивают полководческие способности и компетентность Сталина довольно низко. Историки полагают, что к войне Сталин подошёл полным дилетантом. Например, говоря о ходе финской кампании, он примитивно осмыслял её в военных терминах 100-летней давности: «войска были размещены на фронте в виде пяти основных колонн». В вину лично Сталину ставят отсутствие накануне войны оборонительных планов, и соответствующих им мероприятий, исходившее из общей доктрины («воевать малой кровью, большим ударом, на чужой территории»), не предусматривавшей и мысли о возможности обороны. Полагают, что именно Сталин, вопреки мнению всех военных запрещавший выводить войска из полуокруженного Киева — непосредственный виновник Киевской катастрофы. В этом его обвиняет в частности Г. К. Жуков. Полагают также, что Вяземская катастрофа, поставившая под угрозу Москву (при том, что немцы не имели на этом направлении подавляющего преимущества), была вызвана некомпетентными распоряжениями Сталина, в частности неудачным расположением войск и его путаной и запоздалой директивой о переходе к стратегической обороне от 27 сентября. Известный советский диверсант Илья Старинов, характеризуя степень компетентности Сталина в его профессиональной области, особо выделяет требования «вождя» поджигать леса, определяемое им как «несусветная чушь», а также его требование сжигать населенные пункты («гони немца на мороз!»), по мнению Старинова столь же жестокое, сколь бессмысленное и политически вредное (ибо настраивало население против партизан — см. Зоя Космодемьянская).

Старинов приводит и солдатскую оценку полководческого стиля Сталина. По его словам, после кровопролитного и, считаемого некоторым, бессмысленного (так как финны все равно оставляли город) штурма Выборга, проведенного по личному приказу Сталина, он «впервые» услышал от раненых, «что ему (Сталину) не жалко русской крови».

Согласно воспоминаниям наркома вооружений Ванникова, Сталин вопреки его возражениям и по предложению маршала Кулика «порекомендовал» комиссии, занимавшейся этим вопросом, заменить танковые 76-мм. орудия на 107-мм. (не оправдавшие себя и вскоре снятые с вооружения). Мотивировал он это словами: «107-мм. пушки очень хорошие. Я помню, как они показали себя во время Гражданской войны». Таким образом он продемонстрировал, что не разбирается в орудиях: между полевым орудием образца 1910 года и проектировавшейся танковой пушкой нет ничего общего, кроме калибра.

Впрочем, со 107-мм пушкой ситуация была не такая простая. Дело в том, что её постановка на танк КВ могла существенно увеличить его полезность в бою. КВ были мощные, но медленные, на поле боя (где-то к 1942-му году) часто стали приезжать к его концу, а их маломощные пушки серьёзных изменений произвести не могли. Встал вопрос: либо вообще не использовать КВ, либо ставить на них действительно мощные орудия. Для этого и пригодилась бы 107-мм пушка. Но к тому времени все они были переплавлены. Когда в 1943 году на поле боя появились немецкие «Тигры», выяснилось, что с ними попросту нечем бороться. Пришлось производить кумулятивные бомбочки ПТАБ-2,5-1,5, сбрасываемые на танки штурмовиками (кстати, эти бомбочки были приняты с подачи именно Сталина).

Как полагают сторонники критической точки зрения, только после катастрофических поражений 1941 и 1942 годов Сталин «чему-то научился».

Однако сомневаясь в стратегических талантах Сталина, ряд историков при этом признает его выдающиеся таланты организатора и руководителя. После окружения войск под Брянском и Вязьмой, за короткий промежуток времени Ставка ВГК сумела фактически вновь воссоздать группировку войск на западном направлении, что в конечном счете предопределило победу под Москвой. «Возрождение военной мощи русских, — писал по этому поводу английский историк Кларк в книге „Москва 1941 года“, -…одно из самых выдающихся достижений в военной истории».

Требование ГКО и лично Сталина постоянно увеличивать производство танков заставляло всемерно удешевлять производство, постоянно сокращая трудозатраты. К началу 1945 года трудоемкость изготовления Т-34 снизилась по сравнению с 1940 г. в 2,4 раза, в том числе бронекорпуса — в 5 раз, дизеля — 2,5 раза. И это в условиях, когда без снижения количества производимых машин был совершен переход к производству усовершенствованных Т-34-85 вместо Т-34. На протяжении всей войны советская промышленность сохранила абсолютное превосходство в количестве произведенных танков, благодаря простоте и надёжности. Современные исследователи утверждают что именно эти качества позволили наиболее эффективно достичь победы. С другой стороны Сталин лично настаивал на улучшении танка Т-34.

Об отношении Сталина к подчиненным ему военачальникам свидетельствует следующий эпизод. 23 мая 1944 в Ставке обсуждался план предстоящего наступления в Белоруссии. Разработка этого плана «велась на основе предложений командующих фронтами, которые знали обстановку до деталей». Командующий 1-м Белорусским фронтом Рокоссовский вспоминал: «Наши соображения о наступлении войск левого крыла фронта на люблинском направлении были одобрены, а вот решение о двух ударах на правом крыле подверглось критике» со стороны Сталина и его заместителей (Жукова и Василевского). Они выдвинули свой вариант. Рокоссовский не соглашался. Сталин дважды предлагал Рокоссовскому «выйти и обдумать» свои возражения, но тот настойчиво отстаивал своё мнение. После этого Сталин подписал план в его редакции. «Настойчивость командующего фронтом, — сказал Сталин, — доказывает, что организация наступления тщательно продумана. А это надежная гарантия». Вскоре реализация этого плана привела к разгрому немецких войск в Белоруссии, а Рокоссовскому было присвоено звание Героя Советского Союза.

Другой эпизод рассказан в мемуарах Штеменко. Командующий Карельским фронтом К. А. Мерецков иллюстрировал свой доклад в Ставке демонстрацией макета местности и аэрофотосъемки неприятельских укреплений. Сталин, не любивший «наглядных пособий», резко прервал Мерецкова словами: «Что вы нас пугаете своими игрушками? Противник, по-видимому, загипнотизировал вас своей обороной… У меня возникает сомнение, сможете ли вы после этого выполнить поставленную задачу». Сталин не дал Мерецкову закончить доклад.

Адмирал Кузнецов вспоминает: «однажды Сталин высказал мнение об использовании эсминцев на Волге. Когда же я доложил, что для них это невозможно, если даже они и будут туда как-нибудь переведены, то он, водя пальцем по сухопутной карте вверх и вниз по течению реки, ругал меня, а стоявший около него Маленков поддерживал его, приговаривая, что я, очевидно, недостаточно разобрался в этом».

Критически настроенные историки обвиняют Сталина даже не в том, что он сам плохо разбирался в военном деле, а в том, что он и его аппарат государственной безопасности уничтожили высший командный состав армии накануне войны. Генерал Петр Григоренко считает Сталина и Берию главными виновниками поражений Советского Союза в начале войны. Согласно Григоренко, «колоссальные, ни с чем несравнимые потери, затронувшие каждую советскую семью, — результат, прежде всего, той страшной „чистки“, которая была проведена Сталиным среди руководящих кадров во всех областях нашей государственной и общественной жизни». Григоренко пишет об «уничтожении, как „врагов народа“ и „агентов иностранных разведок“ — М. Н. Тухачевского, В. К. Блюхера, А. И. Егорова, И. П. Уборевича, И. Э. Якира, а также командовавших военно-морским флотом В. И. Орлова и В. П. Викторова; — о гибели ВСЕХ командующих военными округами…».

Однако иные исследователи, например, историк М Мельтюхов, опровергают мнение, что чистки в верхах армии оказали серьёзное влияние на её боеспособность. Мельтюхов проводит сопоставление динамики роста армии и количества уволенных и репрессированных членов командного состава. Он показывает, что только в период конец 1939-конец 1940 г штатная численность ВС СССР возросла в полтора раза, тогда как по состоянию на начало 1940 г, по ряду источников было уволено из-состава ВС порядка 45 тыс. офицеров по различным статьям, из которых аресту подверглось порядка 10 тыс. человек, однако, сколько было арестовано по дисциплинарным, а сколько по политическим мотивам, автор не уточняет. Согласно данным Мельтюхова, из числа уволенных было восстановлено в должности порядка 12 тыс. офицеров. Согласно его заключению, неудачи первого периода войны были связаны не с «чистками», а с недостаточной подготовленностью и некомплектом командного состава, вызванные быстрым ростом ВС. Впрочем однозначно говорить о качестве военных кадров, расстрелянных в 1937 году нельзя, ведь в своём большинстве это были люди получившие воинские звания по партийной линии, а эта практика, удовлетворявшая условиям Гражданской войны, была однозначно вредной в новых условиях, конец такой практике и был положен Сталиным.